|
XI
"Граф" усадил Анисью Ивановну на стул и, предложив ей полакомиться пастилой, советовался с ней насчет того, что можно сделать для Антошки на семь рублей.
Анисья Ивановна приняла живое участье в этом деле и кстати похвалила мальчика. Сегодня он сам вызвался ей помогать и делал все со старанием. Она предложила свои услуги по части белья. На два рубля она купит холста и сошьет ему по паре рубах, исподних и подверток.
- А за два рубля, Александр Иваныч, можно купить в рынке сапоги, а на три - целый костюм для мальчика. Вот и обули и одели...
- Вы говорите: можно? Отлично! Только за глаза трудно покупать... Идти-то ему не в чем.
Но и это затруднение было улажено. Анисья Ивановна обещала попросить у дворника пальтецо и сапоги его сынишки. Он одного роста с Антошкой.
"Граф" горячо благодарил хозяйку. Отдавая ей два рубля, он передал ей еще полтинник, чтоб покончить маленькие счеты.
- Да вы не торопитесь, Александр Иваныч. Мне пока деньги не нужны, а у вас большие расходы.
- Пожалуйста, - настоял "граф". - У меня есть в виду значительная получка, Анисья Ивановна. Непременно двадцать рублей должны прислать! - прибавил "граф". - Куда ж вы? Сейчас Антошка самовар принесет... Не угодно ли с нами чаю напиться?
Анисья Ивановна сперва отнекивалась, но кончила тем, что согласилась выпить "чашечку" и пошла за стаканами и чашкой.
Скоро на маленьком столе шумел самовар. Около стояли варенье, пастила и калачи. От ветчины все отказались.
Антошка угощался на славу и только удивлялся, что "граф" ничего не ест, а пьет пустой чай и попыхивает папироской. Анисья Ивановна молча, прикусывая вареньем, выпила чашку и скоро поднялась, объяснив, что у нее дело...
- А мерку я завтра с тебя сниму, Антошка! - проговорила она, уходя.
- Вот, брат, дело и слажено... Завтра мы тебя обмундируем! - промолвил "граф". - А потом я тебя к одной княгине пошлю...
- К княгине? Зачем мне идти к княгине? С письмом, что ли?
- Нет, так. Она с тобой говорить будет...
- Настоящая княгиня?
- Настоящая...
- Зачем же ей со мной говорить?..
- К чему ей это знать?..
- Она, быть может, денег даст или захочет определить тебя куда-нибудь...
- Я бы от вас никуда не хотел! - решительно заявил Антошка.
- Я и сам не отпущу тебя, если ты согласен со мною жить... Разве уж что-нибудь хорошее представится...
- Ничего не представится. А я месяца в два, бог даст, выучусь писать и читать по-настоящему и тогда в газетчики поступлю. У меня есть один знакомый газетчик... Он схлопочет...
- В газетчики? - протянул "граф".
- Что ж, разве худое место? Небось жалованье дадут... А я у вас жить буду.
- Положим, и в газетчики недурно... Всякие новости знать будешь. Но можно и лучше сыскать место, если подольше поучиться. Например, этак, знаешь ли, машинистом, а?.. Ты прежде поучись основательно... А уж мы с тобой как-нибудь да прокормимся. Много ли нам нужно? А к княгине ты все-таки сходи... Кто знает, она, быть может, что-нибудь и сделает... Кстати увидишь, как живут князья... Любопытно...
- Небось очень богато... Мне сказывал один человек, будто они едят на серебряных и на золотых тарелках, а купаются в молоке... Это правда?
- Не совсем... Твой человек несколько преувеличил... Но все-таки живут богато...
- И лакеев страсть?
- Есть-таки.
Антошка примолк и минуту спустя спросил:
- И откуда только у них деньги, у этих самых князей да графов?
- Доходы получают с имений, с домов... А то и сами наживают.
- А эти имения и дома откуда?
- Гмм... Откуда?.. У одних перешли от родителей; другие купили на деньги, которые тоже от родителей достались... Ну, а третьи сами нажили... А как, лучше и не спрашивай...
Это объяснение не вполне, однако, удовлетворило любознательность Антошки. Откуда, в свою очередь, у родителей явились имения и дома, так и осталось для него невыясненным.
Но он не нашел удобным приставать к "графу" с дальнейшими расспросами о происхождении богатств и, переходя к другой занимавшей его мысли, спросил:
Ненастоящий "граф" весело рассмеялся.
- А ты как думаешь, Антошка? - переспросил он.
- Я думаю, что они ничего не делают. Да и что им делать?
- Ты не ошибся... Собственно говоря, они ничего не делают... Не все, впрочем... Некоторые служат... получают жалованье... выходят в генералы...
- Зачем, ежели они богаты...
- А так... Лестно... Шапка белая... на груди кресты и звезды... мундир расшитый... Видал?..
- Видал...
- Небось и ты хотел бы быть генералом?
- Очень бы даже хотел... Но только из простых генералов не бывает...
- Бывает... Ежели выучишься всему, что нужно, и ты можешь быть генералом... Конечно, это редко, но случается...
- Ну?..
- Я тебе верно говорю.
- А вы, граф, тоже прежде были богаты?
- Был, Антошка...
- То-то вас графом называют...
- Только я не граф...
- Из каких же вы будете?
- Из дворян, из старинных дворян, Антошка!
- Это из господ, значит?..
- Я так и полагал, что вы из важных...
- Это почему?
- Вид у вас такой графский... Сейчас приметно... Другой и видно богач, а виду нет... А вы богаты тоже были? - допрашивал Антошка.
- Да... было состояние...
- И много у вас денег было?.. Тысяч десять поди? - осведомлялся Антошка, имевший о богатстве довольно смутные представления.
- Тысяч триста считай! - усмехнулся "граф".
Антошка ахнул. В его воображении пронеслось что-то колоссальное.
"Я бы таких денег не спустил!" - подумал он и спросил:
- За такие деньги можно, например, дом купить?
- Да еще какой!
- Ишь ты! Куда же вы столько денег протратили?
- Так, зря протратил... на всякие глупости и безобразия... Только и жил для того, чтоб себя потешить и другим показать: вот какой я дурак... Не понимал тогда, что это гнусно...
- Для форца, значит? - старался уяснить себе Антошка.
- То-то для форда, как ты выражаешься... И когда я ухнул свои триста тысяч, я еще задолжал на двести... Отец долги заплатил и отказался от меня... Проклял... Понял?
- Понял! - шепнул Антошка, невольно вздрагивая при представлении об ужасе проклятия.
- Ну, вот с тех пор я и сделался нищим...
Антошка участливо посматривал на "графа".
- А разве тогда никто вам не помог? - спросил он.
- Никто... Да и к чему помогать такому мотыге? Решительно не к чему!
"Граф" усмехнулся.
- Капиталу большого не дал бы, а отпускал бы на прожиток... А то вдруг так-таки и бросить человека. Пропадай, мол!
"Граф" любовно взглянул на своего сожителя и словно бы про себя заметил:
- Оно, пожалуй, и лучше вышло, что тогда меня все бросили... А то я так бы свиньей и остался!
Этой "философии" Антошка, видимо, не понял и удивленно приподнял брови. По его мнению, получать барину на прожиток от сродственников ничего общего не имело со свинством. На то он и барин, чтобы ничего не делать... Видал он, слава богу, господ... Катаются себе да гуляют. Пречудесно!
Однако он не сообщил этих соображений "графу" и с большим любопытством и некоторым соболезнованием спросил после минуты молчания:
- А если б того не случилось... вы могли бы выйти в генералы?
- Наверное. Все мои товарищи генералы... Я прежде офицером был.
- Офицером? - протянул удивленно Антошка.
- Хочешь посмотреть, какой я был?
"Граф" достал из своего сундука старенький альбом и, передавая его Антошке, проговорил:
- Вот узнай-ка, где я?
Антошка стал рассматривать альбом, в котором было много офицеров, генералов в крестах и со звездами и красивых дам, несколько огорошенный таким обилием важных особ.
- Это все ваши сродственники, граф?
- Тут не одни родственники; есть и бывшие товарищи и знакомые...
- И князья и графы есть?
- Однако ты, Антошка, как посмотрю, имеешь к ним большое пристрастие... Уж не думаешь ли и ты графом быть со временем? - рассмеялся "граф". - Ну, а меня не узнал?
- Нет! - отвечал несколько сконфуженный Антошка.
- Вот, полюбуйся!
"граф" указал на фотографию молодого красавца брюнета, в полной парадной форме уланского офицера, веселого, жизнерадостного, с смелым, слегка надменным выражением в больших глазах. И поза на фотографии была вызывающая, самоуверенная...
- Это - вы? - воскликнул полный восхищенного изумления Антошка, и его быстрые карие глаза перебегали с портрета на оригинал, желая уловить сходство.
- Я... Собственной своей персоной...
- Теперь и не признать!
- Ну еще бы! - грустно протянул "граф".
- Укатали, брат, сивку крутые горки! - промолвил "граф".
Оба примолкли.
- Однако ложись спать, Антошка... Завтра пораньше пойдем в рынок покупать тебе обмундировку... Ложись... О князьях и графах еще успеем поговорить... Только знаешь ли что?.. Не особенно завидуй им... Право, не стоит...
Скоро они улеглись спать.
В этот вечер, перед отходом ко сну, "граф" почему-то вдруг вспомнил о советах доктора и не выпил обычных нескольких рюмок водки, хотя бутылка и была им принесена в числе других закусок и спрятана в сундук, чтоб Антошка ее не видал. И - что еще было странней! - ему, еще несколько дней тому назад совсем равнодушному к смерти, теперь, напротив, очень хотелось жить.
Долго ворочался "граф" на своем жестком блинчатом тюфяке, долго кашлял скверным, сухим кашлем, чувствуя, как ноет грудь, и долго думал об Антошкиной судьбе и об его полушубке.
"Неужели "знатный братец" до конца будет последователен и оставит просьбу без ответа? Неужели жалость недоступна его сердцу?"
И в голове "графа" забродили воспоминания о "братце".
какой-то жесткий и гордился и тем, что вышел из школы правоведения с золотой медалью, и своим умом, и своими блестящими успехами по службе. Когда бабушка оставила одному Шурке, своему любимцу, свое состояние, брат еще более озлился на Шурку, говорил с нескрываемым презрением, что дуракам счастье, и наотрез отказался взять половину наследства, которую Шурка великодушно предложил старшему брату. С тех пор они редко и видались. Шурка просаживал наследство, а Костя работал, усердно делая карьеру. Скоро он уехал в провинцию, назначенный двадцати семи лет прокурором окружного суда, и вернулся в Петербург, чтобы занять довольно видное место в то самое время, как младший брат должен был выйти из полка и избежал позора суда за подлог только благодаря тому, что отец заплатил за сына большую часть своего состояния... После этого Шурка обратился за помощью к брату, но получил от него жестокое письмо...
О, это было одно из тех бессердечных и в то же время неумолимо справедливых писем, логичных и строго принципиальных, которые могут писать только очень сухие и мнящие себя непогрешимыми люди. И "граф" до сих пор не забыл этого письма - он даже сохранил его, - в котором старший брат привел веские соображения, почему он считает невозможным помочь человеку, делающему подложные надписи, хотя бы таким человеком был и родной брат, и почему он "покорнейше просит" не считать его братом и ни в какие сношения не входить. Далее он откровенно выражал сожаление, что отец заплатил по векселю, а не передал дела судебному разбирательству, и рекомендовал пустить себе пулю в лоб. Это было бы самое лучшее.
С тех пор прошло пятнадцать лет. "Граф" знал из газет, что брат занимает очень видное место. О нем пишут в газетах. В иллюстрациях помещают его портреты. "Знатный братец" был знаменит, и пропойца-нищий раза два-три видел его на улице... видел и каждый раз вспоминал его со злобой. Он ненавидел его и глубоко презирал, считая его далеко не заслуживающим той репутации, какой он пользовался. Прослышав про его богатство, он был уверен, что "знатный братец", несмотря на всю свою корректность, далеко не разборчив в средствах, но только умеет ловко хоронить концы.
"Наверное, ворует!" - решил "граф" и нередко в компании таких же пропойц, как он сам, ораторствовал по поводу несправедливости и неправды, которые царят на земле.
- Укради что-нибудь какой-нибудь уличный воришка - и его в тюрьму, ему нет пощады, а если ворует видное лицо, как бы вы думали, что ему? Ничего! Даже если и попадется, то самое большее, что уволят и назначат в какой-нибудь совет... Так-то на свете творятся дела!
"знатный братец" попадется и его уволят, но проходили года, и он крепко сидел на своем месте, хотя озлобленная уверенность "графа" как будто и имела некоторые основания. По крайней мере о бескорыстии Опольева ходили весьма нелестные слухи в бюрократических кругах, и многие удивлялись, как это министр верит в добродетели Опольева.
С такими недобрыми воспоминаниями о своем "знатном братце" граф еще долго не засыпал. Он уж не надеялся больше на ответ. Никакого ответа не будет. Необходимо придумать новый источник для приобретения полушубка.
|