|
XXVI
Прошел год. О Васе не было ни слуху ни духу.
Однажды в Витино приехал незнакомый молодой человек, передал Ивану Андреевичу письмо и тотчас же уехал.
Старик распечатал, удивленно взглянул, что письмо написано из Лондона, и прочел следующее:
"Милостивый государь
Иван Андреевич!
Я только что могу сообщить вам печальное известие. Сын ваш Василий Иванович и мой друг умер десятого мая от чахотки в ***. Я был при последних его минутах. Они были спокойны. Незадолго до кончины он говорил о вас и вашей супруге и просил передать, что умирает, уверенный, что вы будете вспоминать его с тою любовью, с которой вспоминал он о вас. Искренно уважающий вас
Мирзоев".
- Вася... Вася... милый мой!.. - прошептал старик и поник головой.
Вслед за этим ударом на старика обрушился и другой. Газеты принесли известие, что Николай защищал Кузьму Петровича, обвинявшегося в умышленном поджоге фабрики, причем погибло много жертв, и прибавляли к этому, что г.Вязников получил за защиту пятьдесят тысяч.
- Не может быть... не может быть!.. Это вздор! - повторял Иван Андреевич.
Однако когда он прочел в газетах речь сына и получил из Петербурга от него письмо, в котором, между прочим, Николай писал, что "надо трезвее смотреть на жизнь", - старик должен был увериться, что все, сообщенное в газетах, было правдой.
если ей удастся получить место земского врача в Залесье, где обещали выстроить больницу.
Она пережила свое горе и может вспоминать о прошлом без жгучей боли.
|