|
IV
- Ну, а ты, Вася, как живешь? - спрашивал старший брат у Васи, подававшего Николаю мыться.
- Ничего, живу себе. На голову лить?
- Полей, голубчик... Вот так... Эко славно как! Перед обедом, Вася, купаться? Вода, я думаю, славная теперь, - говорил старший брат, с фырканьем вытираясь полотенцем. - А в академию скоро?
- Не знаю еще...
- Как не знаешь? Готовишься?
- Не очень. Не тянет меня академия...
- Так в университет, что ли?
Вася замахал головой.
- Так куда же?
- Разве надо непременно куда-нибудь?
- А то как же? Не недорослем же быть!
- Не по форме?
- Как это не по форме?
- Так, говорю: не по форме?.. Непременно надо?
Николай остановился и смотрел во все глаза на брата.
- Ты что, Коля, удивляешься так? - тихо спросил Вася.
- Да ты, Вася, чудак... Не сердись, голубчик, а ты чудак какой-то стал... Ведь надо же кончить курс!
Старший брат совсем был изумлен.
- Я думаю, для всякого.
- Это ты про диплом? Так, может быть, мне его не надо... А учиться и так можно, без диплома... Диплом этот для того, кто хочет потом людей морочить... Стара штука!
- Как людей морочить?
- Очень просто, как людей морочат... Мало ли морочат... А я не хочу...
- Ты какими-то загадками, Вася, говоришь... С папой говорил?
- Нет еще. Придет время - скажу!
- Это уж не Лаврентьев ли тебя первобытности учит?
- Ты, Коля, Лаврентьева не знаешь, так зачем ты смеешься? Лаврентьев - чудеснейший человек... Ты посмотри, как мужики его уважают... Он, брат, хоть и без диплома, а по совести живет... человека не теснит... Да ты, Коля, не сердись, пожалуйста... когда-нибудь, может, поговорим, а теперь не расспрашивай.
Он замолчал. Потом, как бы спохватившись, продолжал:
- А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась... Он тебе может много сведений сообщить... Он жизнь-то крестьянскую знает...
Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.
- А тебе понравилась?
- Понравилась и мне... только... ну, да не теперь... Я на нее заметку написал, - прибавил Вася конфузливо. - После покажу... Так написал... для себя...
- Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.
- Отлично! - обрадовался Вася. - Ты увидишь, какой Лаврентьев.
- Ты, кажется, влюблен в него?
- Люблю... да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!
- Какой Кузька?
Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:
- Франт-то ты какой, Коля!
Старший брат вдруг вспыхнул.
- А по-твоему, надо неряхой быть?
- Да я так... Ты не сердись, брат.
- Я и не сержусь...
- То-то, а я было подумал...
Николай протянул руку.
- Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня... Ведь я расспрашивал тебя, как брат... не желая оскорбить...
- Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? - повторял он, крепко пожимая брату руку. - Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу... Ты умный, ты должен понять... Всякий по-своему... Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?
- Что бы ты сделал?
- Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут... Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! - прошептал задумчиво Вася.
- Это всем хорошо известно, Вася.
- Нет, не говори. А, впрочем, тем хуже... Всем известно, и все смотрят!
"Странный брат какой!" - промелькнуло в голове у Николая.
Братья несколько времени молчали.
- Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?
- Елены Ивановны? - поправил Вася.
При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.
- Осенью, кажется... А что?
- Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?
- Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то...
- А Смирновых видел?
- Видел... Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах... Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?
- А по-твоему не стоит?
- Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают... Шельмы!
- Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.
- Да кому от ума-то ее прок? - добродушно возразил Вася. - Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум... на мамону !
- Философ ты, как погляжу. Стоик ! - заметил Николай, надевая жакетку.
Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:
- И какой же ты, Коля, красавец!
Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.
- Вещи твои убрать?
- Авдотья уберет.
- Все равно... Теперь мне нечего делать... я уберу.
- Ну, давай вместе.
Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.
- Можно почитать?
Вася назвал заглавия.
Николай шутя погрозил пальцем.
- Ишь к чему тебя тянет! - протянул он. - Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено... Думал дорогой что-нибудь подстрелить... Дичи теперь, я думаю, много?
- Есть... намедни куропаток видел!
- А ты по-прежнему не любишь охоты?
- Нет. К чему я буду божью тварь убивать... потехи ради.
- Тогда и мясо есть не следует?
- Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! - заметил Вася. - Я думаю об этом.
- А пока ешь?
- Ем.
Николай рассмеялся.
- Ну, теперь пойдем, брат, в сад, туда к речке, а оттуда в малинник.
- Пойдем!
Они спустились в сад.
Николай весело пустился в самую глубь, ощущая полной грудью прелесть большого, тенистого, густого сада с вековыми деревьями. Ему было как-то весело, хорошо и привольно в этом гнезде. Хотелось резвиться, как школьнику. Они обошли весь сад. В малиннике, под палящим солнцем, прикрывшись платком, Николай ел ягоды с жадностью мальчишки. Потом зашли на огород, оттуда спустились к речке и пошли по берегу.
Деревня была как на ладони. На улице не было ни души. Деревня точно вымерла.
Они остановились.
- Ну, как наши живут - по-прежнему хорошо?
- Хуже.
- Сюда пока не добрался... Неурожаи!..
- Пойдем-ка в деревню!
- Пойдем, если хочешь, только теперь никого дома нет. В поле все.
- Ах, я и позабыл! Так вечером?
- Ладно.
Они вернулись назад.
- Ах, мама, как у вас хорошо! - радостно говорил Николай, подбегая к Марье Степановне, которая беседовала о чем-то с поваром.
- Смотри, не соскучься. После Петербурга, пожалуй, и соскучишься!
- Что ты, мама! Я разве так целый день бездельничать буду? Я работу с собой взял... Что, Петр, - обратился он к старику повару, - опять на охоту будем ходить?
- Когда угодно, Николай Иванович. Я с радостью...
- Собаки вот нет...
- Найдем-с и собаку.
- Где?
- У дьякона есть собака.
- Ну, ладно. А ты, мама, по-старому хозяйничаешь?
- Да, Коля. Не хочешь ли покушать? Ты чаю один стакан пил.
- Нет еще. Да ведь обедать будем в два?
- В два, по-прежнему.
- Так через два часа и обед. Я лучше приберегу аппетит к обеду.
Кабинет Ивана Андреевича был большой, просторный, с мягкой, обитой темной кожей, мебелью. Вдоль стены тянулся большой шкаф, наполненный книгами. Другие стены были увешаны портретами разных знаменитостей науки, литературы и искусства. У открытого окна, выходящего в сад, стоял большой стол, за которым сидел Иван Андреевич и что-то писал. В комнате было прохладно, хорошо. Густая тень сада защищала комнату от солнца.
- Ты извини, папа. Я помешал тебе.
- Что ты!.. Садись-ка, Коля, голубчик.
- Ты чем это занимался?
- Записку, брат, сооружаю для доклада в будущее собрание.
- О чем, папа?
- Да помилуй, Коля. И без того мы деньгами не богаты, брать-то больше неоткуда, а наши земцы что выдумали! Понадобилась им, видишь ли, железная дорога. Они и хотят хлопотать, чтобы с гарантией земства построить дорогу, - ведь это новый налог на бедного мужика. Ну, разумеется, нашлись люди, которые в этой мутной водице рыбки хотят наловить.
- Ты дашь мне прочесть записку!
- Конечно, дам. Только сомнение меня берет, Коля: не напрасно ли я пишу?
заметил, что в эти два года Иван Андреевич потерял много прежних надежд. Иван Андреевич с грустной усмешкой говорил, что он в собраниях почти всегда в меньшинстве.
- Ты, как Прудон, один составляешь партию .
Старик усмехнулся.
- Почти что так. Впрочем, два-три товарища иногда есть, а то больше один да один. И меня даже в беспокойные люди записали. Вот через месяц будет экстренное собрание. Поедем - увидишь.
- А ты все отдельные мнения подаешь?
- И громишь своих противников?
- В последнее время, Коля, меня уже слушают не так, как прежде.
- А ты все громишь?
- Не молчать же! Если все замолчат, то что хорошего? Все капля точит камень. И о чем иногда приходится спорить-то, брат!
- И чего беречься? - уныло прибавил он и замолчал. - Знаешь ли, просто стыдно в пятьдесят два года рассказывать. На днях ко мне приезжал председатель земского собрания, испуганный, взволнованный. Знаешь ли, зачем? Сообщить мне, что моя речь в последнем собрании показалась кому-то резкой, и его вызывали для объяснений. А знаешь, о чем говорил я эту зажигательную речь? - печально усмехнулся старик. - О том, чтобы земство ходатайствовало о соблюдении закона при взыскании недоимков. Это, видишь ли, деликатный предмет!.. Бедняга председатель просто насмешил меня своим страхом. Рассказал, что Кривошейнов сплетню в губернии пустил. Ему и поверили!.. Но ведь не может же так продолжаться, не правда ли? Еще немного времени - и ты, Коля, увидишь, что будет и на нашей улице праздник, взойдет и над нашей нивой солнышко.
Лицо Ивана Андреевича сияло надеждой, слова звучали верой.
- А пока будем, Коля, записки писать! Авось что-нибудь и выйдет. По крайней мере недаром бременишь землю! - весело прибавил Вязников, трепля сына по плечу. - Так ведь? Ну, а ты что с собой думаешь делать?
Из полуотворенной двери несколько времени как доносился чей-то свежий женский голос. Николай несколько раз прислушивался и поворачивал голову. Он только что хотел отвечать на вопрос отца, как на пороге появилась Марья Степановна, а из-за ее плеча выглядывало хорошенькое женское личико с синими глазами.
- А, Леночка! Идите, идите сюда. Посмотрите-ка на нашего дорогого гостя!
В кабинет вошла молодая девушка в простеньком ситцевом платье, плотно облегавшем красивые, правильные формы. Хорошенькая головка, с приветливыми синими глазами, была окаймлена темно-русыми, откинутыми назад, короткими волосами. От нее веяло свежестью, здоровьем и какой-то задушевной простотой. Видно было, что она выросла на привольном воздухе.
Бойкой, уверенной походкой подошла она к старику, крепко, по-мужски, пожала ему руку и, протягивая потом маленькую, твердую руку Николаю, проговорила, слегка краснея:
- Здравствуйте, Николай Иванович.
Он запнулся.
- Елена Ивановна! Чуть было вас, по старой памяти, не назвал Леночкой!..
Она рассмеялась, открыв ряд белых зубов.
- Называйте, как хотите... Разве не все равно?..
- И вы жаловаться, кажется, не можете на здоровье!..
Молодые люди весело глядели друг другу в глаза, как бывает между друзьями, давно не видавшимися друг с другом.
Незаметно вошел Вася и присел к сторонке, не спуская глаз с молодых людей, которые весело разговаривали.
Вася обратил внимание, что Леночка сегодня особенно принарядилась, заметил цветок в ее волосах, видел, как оживлено было ее лицо, вспыхивавшее по временам румянцем, и какое-то страдальческое выражение промелькнуло в его задумчивом взоре...
|