|
XXXVI
В воздухе, действительно, пахло весной. Солнце грело с голубого неба, веселое и яркое. На улицах была грязь... Отовсюду капало.
Невзгодина еще сильнее потянуло из Москвы. Он заедет в Петербург, чтобы лично познакомиться с редактором, и оттуда - в Крым. Никогда он не бывал в Крыму, но слышал, что весной там особенно хорошо.
А в Москву он не вернется. Где он останется, он еще не решил. Если понравится Петербург, - в Петербурге. Если нет, - в другом городе, но только не в Москве. Уж очень деньгами она пахнет, эта Москва, и очень уж болтовней занимаются москвичи. Он, слава богу, вольная птица... Ничем и никем не связан и может жить, где угодно. Литература прокормит. И не надо даже обращаться в ремесленника и писать слишком много. Потребности у него небольшие... Одна голова - не беда.
И он шел по улице, веселый и бодрый, мечтая о том, как хорошо будет ему работаться в Крыму, где-нибудь на берегу моря. Там он, быть может, напишет что-нибудь лучшее. И при одной этой мысли Невзгодин чувствовал в себе словно бы новый подъем сил.
Но воспоминание об Аглае Петровне нет-нет да и омрачало его настроение... Он не чувствовал себя виноватым перед ней - он не заигрывал с ней, а все-таки... И ему делалось стыдно, когда он припоминал эту позорную минуту решения жениться на ней. О, как стыдно! Он непременно ее опишет, эту минуту, правдиво, без утайки... И она осветит темный угол души человеческой... Эта минута ведь пережита! Но зато таких минут уж не может быть.
И хорош был бы он - супруг миллионерки да еще такой властной, как Аглая. Настоящий король Лир в юбке. И теперь, когда он только ходил к ней, уже черт знает что говорят, а тогда... Он, разумеется, не обвинит человека, который полюбит женщину богатую, но ведь он ее не любил. Но, во всяком случае, Аглая женщина оригинальная и сильная. Она не врет... Прямо призналась, что вся ее перемена из-за охватившего ее чувства. Пройдет чувство, и снова проявится наследственный кулак.
Невзгодин должен был сознаться, что он ее идеализировал в последнее время... под влиянием увлечения ее красотой. Но разве он думал, что она может влюбиться в него?
Было двенадцать часов. Невзгодин зашел в цветочный магазин, купил чайных роз и велел сделать букет. Когда он был готов, он направился к Заречной.
Дорога шла через Арбат. На Арбате он встретился с Сбруевым.
Оба радостно пожали друг другу руки и, как водится, пеняли друг другу, что давно не видались.
Невзгодин осведомился, как дела.
- По-прежнему! - кисло улыбнулся Сбруев.
- А что Найденов, остается здесь? Поправился?
- Он подал в отставку, и его увезли за границу. Плох, говорят.
- А дети с ним?
- Нет. Они в Петербурге. Славные, говорят. И у такого отца! Они-то его и доконали... Безумно любит их, а они тогда были на панихиде. Ужасно.
Они поболтали еще несколько минут и разошлись.
В исходе первого часа Невзгодин был у Заречной.
Маргарита Васильевна встретила его веселая, оживленная и похорошевшая, в большой комнате, убранной умелой женской рукой, уютной, светлой, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора.
- От души поздравляю вас, Маргарита Васильевна! - приветствовал ее Невзгодин, подавая букет чудных роз.
Она положила цветы в вазу и вазу поставила на стол.
- Сейчас будем завтракать, а пока скажу вам, что ваша "Тоска" прелесть и что сами вы бессовестно забыли меня.
- Я не забываю друзей.
- Так как же не заглянуть?.. Впрочем... я не упрекаю... Не заходили, значит, не хотелось... Вы ведь изучали новый тип... Правда?
- Правда! - ответил Невзгодин, краснея.
- И про вас легенды ходят...
- Которым вы, надеюсь, не поверили?
- Не поверила. Я знаю вас и знаю цену московским легендам.
- А вы давно на новом положении?
- Сегодня ровно неделя. Устраивалась.
- И отлично устроились.
- Я довольна. У меня две комнаты: эта - приемная, кабинет и столовая, а рядом моя спальная. Нанимаю от жильцов. Тихо, спокойно, хорошо. Заработок есть. А для души... дом для рабочих... Аносова ведь дает деньги!..
- А главное: вы чувствуете себя свободной... Не надо компромиссов! Не правда ли?
- Именно. И как это приятно! Я только теперь это почувствовала вполне... И как я вам благодарна, Василий Васильич... Вы поступили как истинный друг! - горячо проговорила Маргарита Васильевна.
- Мне? За что?
- А за то, что вы тогда на юбилее, - помните? - говорили о позоре моего компромисса, когда я обвиняла за него мужа и других... Мне было больно, очень больно - вы ведь посыпали мою рану солью, - и я на вас сердилась... Но ваши слова... заставили меня глубже заглянуть в свою совесть.
- Вы и без меня в нее заглядывали.
- Заглядывала, но успокоивала себя софизмами, прикрывая зверя в себе... А у вас есть особенная способность: взбудоражить человека, заставить его не особенно восхищаться собственной персоной...
- И за это доставалось-таки мне... Помните, как на холере одна барынька раззнакомилась со мной... Сперва говорила: умный, а потом в дураки произвела.
- А я вас именно за это особенно и ценю. А ведь вы все не верили, что я перейду на новое положение?
- Не верил... Да и вы сами колебались. Зато как обрадовался я вашей телеграмме!
Завтрак прошел весело и задушевно. Невзгодин отдал честь и пирогу, и рябчикам, и белому вину и расспрашивал Маргариту Васильевну об ее планах на будущее. Она весело сообщала, что переводная работа обеспечена у нее в одном журнале на полтораста рублей в месяц. Кроме того, она рассчитывает и на компиляции. Этого заработка ей вполне достаточно; от помощи мужа она, конечно, отказалась. Время у нее будет строго распределено...
- Боюсь и буду принимать раз в неделю и с большим разбором! - подчеркнула молодая женщина. - А то я предвижу, что ко мне теперь будут являться господа, которые прежде почти не бывали.
- Это почему?
- А как же?.. Жена в разводе. Интересный сюжет. Начнутся попытки ухаживанья... Я ведь знаю милых московских кавалеров... Уж у меня были с визитами на новоселье... и, конечно, одни мужчины... Вчера два профессора являлись. Но я их скоро спровадила, и, верно, больше не появятся.
- А что?
- Уж очень были пошлы в своих любезностях и сочувствиях... И ведь все эти господа говорили, в сущности, одно и то же...
- Вы слишком требовательны, Маргарита Васильевна!
- Вы, кажется, тоже не из терпимых к глупости. Что делать! Признаюсь, брезглива и удивляюсь, как другие женщины малоразборчивы... Им все равно, кто бы за ними ни ухаживал, но только бы ухаживал... Я знаю одну профессоршу. Очень неглупая, чуткая женщина и образованная, а при ней - можете себе представить? - всегда стоит несколько кавалеров, как на подбор, один другого глупее...
- Несчастная!.. - вставил Невзгодин.
- Нисколько. Она всех их, как говорит, жалеет, всех принимает, со всеми любезна и каждому назначает соответственные роли. Один - поэлегантнее - ездит с супругами в театр, другой - в ученые заседания, третий - на выставки, четвертый - по магазинам. И каждый уверен, что общество его приятно. Иначе ведь не ходили бы.
- Любопытный типик: коллекционерка балбесов. Теперь таких коллекционерок особенно много развелось от одури! - рассмеялся Невзгодин. - А вы, значит, не хотите собирать у себя такой коллекции?
- Спаси бог. Я лучше одна буду сидеть, чем видеть торчащего балбеса, и особенно влюбленного.
- Который косит на вас шалые глаза, молчит, вздыхает и вдруг выпалит, что такого дурака, как он, никто не понимает... Но что, если несколько таких балбесов соберутся вместе?.. Ведь это... ужасно!..
Невзгодин налил себе рюмку и, поднимая ее, сказал:
- Ваше здоровье, Маргарита Васильевна. Будьте счастливы, и да смилуется над вами судьба. Пусть в эту комнату не заглянет ни один балбес!
- Аминь!.. - ответила Маргарита Васильевна, чокаясь с Невзгодиным.
После завтрака Маргарита Васильевна пересела на диван, а Невзгодин на кресло. Невзгодин закурил папироску и спросил:
- А Николай Сергеич как перенес ваш уход?
- Он был к нему подготовлен... Я предупреждала за два месяца...
- Но, согласитесь, если вы мне отрежете руку с предупреждением, то руки все-таки не будет...
- Он поступил как порядочный человек. Он покорился и не пугал меня... Скажи, что он застрелится, и я, конечно, от него не ушла бы... Но он успокоил меня насчет этого, и мы расстались дружелюбно... Конечно, ему тяжело...
- Он вас любит.
- Любит? Любовь - слово растяжимое, Василий Васильич... Конечно, любит, но как?.. С тех пор как я перестала быть его женой, он стал любить меня меньше. Мы, женщины, ведь это чувствуем... видим в глазах... А он именно любил во мне не человека, а женщину... Ведь иначе не женился бы, зная, что я его не люблю... А больше всего страдает его самолюбие. Как: "Жена его оставила!.."
- Отчего вы в прошедшем времени употребляете глаголы?
- А потому, что он понял самого себя, и... ему сделалось неловко... И он теперь больше стал работать дома... Уж он не разрывается во всех учреждениях... Не гоняется за популярностью... Притих... Да и лучше, чем фразерствовать!
- А оратор он талантливый и профессор хороший. Это верно! - заметил Невзгодин. - И, при его мягкости и любезности, он долго еще будет одной из гордостей Москвы...
- Москва зато и не особенно требовательна... Ну, а вы, Василий Васильич, конечно, не женитесь на Аносовой, как говорят в Москве?
Примечания
низшего (от фр. miserable)
уличных мальчишек (от фр. gamin)
невоспитанный, дурного тона (от фр. mauvais genre, буквально: дурного сорта)
браслета без застежки (фр.)
Всеисцеляющее средство (греч. panakeia)
напротив (фр.)
супружеское право (от лат. matrimonialis).
площадям, улицам (устар., книжн.).
угощение (фр. consomation)
И ты, Брут?.. (лат.)
новичка (от греч. neophitos, букв.: недавно насажденный).
следить за собой (фр.). Букв.: заботиться о животном.
неравный брак (фр.).