III
Тем временем Васька, наполнив кувшинчик кипятком и сказав коку, чтобы готовил кофе и поджаривал сухари, довольно беспечно беседовал у камбуза с молодым писарьком адмиральского штаба Лаврентьевым, который был первым щеголем, понимал деликатное обращение, знал несколько французских и английских фраз, имел носовой платок и носил на мизинце золотое кольцо с бирюзой.
Казалось, Васька мало заботился о том, что адмирал ждет горячей воды, и рассказывал приятелю-писарю о том, что за чудесный этот город Сидней, в котором он был с адмиралом в первое плавание.
- Прежде в нем одни каторжники жили, вроде как у нас в Сибири, а теперь, братец ты мой, как есть столица! Всего, что хочешь, требуй!.. И театры, и магазины, и конки по улицам, и сады, одно слово - видно образованных людей. И умны эти шельмы, англичане. Ах, умны! Особенно насчет торговли... Первый народ в свете!
Адмиральский кок (повар), пожилой матрос, тоже ходивший с адмиралом второй раз в плаванье, заметил:
- Смотри, Василий, адмирал тебя ждет... Как бы не осерчал!
- Подождет! - хвастливо кинул Васька и продолжал: - Слышно, что из Нагасак беспременно в Сидней пойдем... Так уж я тебе, Лаврентьев, все покажу... Прелюбопытно... А барышни - один, можно сказать, восторг!..
- Ой, Василий... Иди-ка лучше до греха... А то шаркнет он тебя этим самым кувшином! - снова подал совет повар.
- Так я его и испугался!.. Я - вольный человек. Чуть ежели что: пожалуйте расчет, и адью! В первом городе и уйду, если будет мое желание... И то, слава богу, потрафляю ему... Знаю его карактер. Другой небось на него не потрафит... И он это должен понимать... Без меня ему не обойтись!
- Положим, ты вольный камардин, а все ж таки побереги свои зубы... Сам, кажется, знаешь, каков он в пылу... Не доведи до пыла... Беги...
- Ступай в самом деле, Василий Лукич! - проговорил и писарь.
Советы эти были своевременны, и Васька отлично это чувствовал. Но желание поломаться и показать, что он нисколько не боится, было так сильно, что он продолжал еще болтать и не представлял себе, что адмирал, в ожидании горячей воды, уже бешено и порывисто, словно зверь в клетке, ходит в одном нижнем белье по большой роскошной каюте, бывшей приемной и столовой, и нервно поводит плечами.
Еще одна-другая раздражительная минута напрасного ожидания, как дверь адмиральской каюты приоткрылась, и на палубе раздался резкий, металлический, полный энергия и закипающего гнева голос:
- Ваську послать!
Владимир Андреевич невольно вздрогнул, словно лошадь, получившая шпоры, и торопливо, во всю силу своих легких крикнул визгливым тенорком:
- Ваську послать!
- Ваську посла-а-ть! - раздался зычный голос боцмана в палубу и долетел до ушей Васьки.
- Дождался! - иронически бросил кок.
- Ишь ведь, не потерпит секунды... Черт! - проговорил Васька и уж далеко не с прежним видом гоголя выскочил наверх и понесся к адмиралу с кувшином в руках, придумывая на бегу отговорку.
нахальной фистулой Васьки.
- Мерзавец! - донесся заключительный аккорд, и все смолкло.
Адмирал начал бриться.
Минут через двадцать адмирал, свежий, с гладковыбритыми мясистыми щеками, в черном люстриновом сюртуке, с белоснежными отложными воротничками сорочки, открывавшими короткую загорелую шею, легкой поступью взошел на мостик и в ответ на поклон смутившегося Владимира Андреевича снял фуражку, с приветливой улыбкой протянул широкую руку и весело проговорил:
- С добрым утром, Владимир Андреич!
- А ведь мы славно идем, не правда ли?
- Отлично, ваше превосходительство! Десять узлов!
- И погода чудесная... Позвольте-ка бинокль.
Владимир Андреевич передал бинокль, и адмирал, подойдя к краю мостика, стал смотреть на шедший впереди и чуть-чуть на ветре клипер "Голубчик".
"Он в духе сегодня!" - радостно подумал Владимир Андреевич, поглядывая на беспокойного адмирала.