XIX
К утру следующего дня значительно стихло. Ветер ослабевал. Черные клочковатые тучи чернели на горизонте, и из-за перистых облачков то и дело показывалось ослепительное жгучее солнце. Старший штурман Иван Иванович уже поспешил взять высоты, чтобы сделать астрономические вычисления и точно определиться. И то два дня без наблюдений. Это его смущало.
Покачиваясь на затихавшем, но все еще сильном волнении, "Резвый" и "Голубчик" шли в близком расстоянии друг от друга, попыхивая дымком из своих белых труб, оба сильно пощипанные бурей. Каждого из них шторм покалечил, и они напоминали раненых птиц. На "Резвом" не было грот-мачты и утлегаря (оконечность бугшприта), снесен с боканцев капитанский катер и проломлен борт. "Голубчик" потерял фок-мачту, все свои шлюпки, и верхняя рубка сильно пострадала.
Машины на обоих судах работали полным ходом, и корвет и клипер, буравя своими винтами, шли узлов по семи, по восьми, направляясь в Нагасаки, до которого было не более ста миль.
Там, в затишье спокойной гавани, можно будет основательно исправить все аварии: поставить и вооружить новые мачты и достать новые шлюпки, а пока на обоих судах залечивали раны домашними средствами на случай нового нападения врага.
К подъему флага на "Резвом" и на "Голубчике" взамен потерянных мачт уже стояли так называемые "фальшивые", на которых можно было держать, в случае крайности, легкую парусность, и проломленные борты были заделаны. Работали всю ночь, и Михаил Петрович, конечно, не смыкал глаз.
В семь часов адмирал вышел наверх и довольным взглядом оглядел "Резвого" и потом "Голубчика". Оба они, хотя и пощипанные, все-таки сохраняли внушительный вид исправных военных судов.
Адмирал приказал сигналом спросить "Голубчика", какие у него повреждения и нет ли сильной течи.
Ответные сигналы перечислили повреждения и сообщили, что течи нет.
Адмирал удовлетворенно улыбался, разгуливая по юту. Он думал теперь, к какой бы награде представить этих двух лихих капитанов и заставить адмирала Шримса уважить его представление. И он уже заранее волновался при мысли, что этот Шримс, не имеющий понятия о морском деле, может не исполнить его ходатайство и оба капитана не будут отличены, как следует. Волновался и решил, что он, в случае отказа, напишет ему такое письмо... такое...
В эту минуту адмирал вспомнил, что он еще не поблагодарил командира "Голубчика" за шторм, и сказал вахтенному офицеру:
- Сергей Александрович! Прикажите поднять сигнал, что я изъявляю командиру "Голубчика" свое особенное удовольствие.
- Есть! - отвечал мичман Леонтьев.
- Да отчего это Вербицкого нет, а? Адмирал наверху... семь часов... а флаг-офицер спит... Пошлите за ним! - вдруг раздраженно крикнул адмирал.
Но, увидав поднявшегося на мостик старшего офицера, он снова просветлел и, пожимая Михаилу Петровичу руку, проговорил:
- Доброго утра, Михаил Петрович... Очень рад вас видеть и не могу не сказать, что вы меня даже удивили...
- Чем, ваше превосходительство? - спросил, недоумевая, старший офицер.
- Еще спрашивает! - улыбнулся адмирал... - Так быстро исправить повреждения и поставить мачту... это... это... делает большую честь старшему офицеру... Ну, да ведь мы с вами старые приятели... Я вас давно знаю... А все-таки... удивили, Михаил Петрович. Ну что, у нас течи не показалось после вчерашнего?..
- Нет, - отвечал Михаил Петрович и покраснел, видимо, польщенный словами адмирала, который действительно понимал и умел ценить работу подчиненных, потому что и сам умел работать, и в свое время был образцовым старшим офицером.
- Хорошо построенное судно, крепкое судно. Шторм ведь был серьезный.
- А как с ним справился Николай Афанасьевич... Да-с! Он показал всем, что значит лихой капитан в критические минуты! Какой глаз... Какое хладнокровие... Какое уменье!
- Николая Афанасьевича надо видеть во время штормов, чтобы вполне оценить и понять его, ваше превосходительство!
- А вы думаете, я не ценю его, а? С таким капитаном, как он, да с таким старшим офицером, как вы, я куда угодно пойду-с... Вы дополняете друг друга, вот что я вам скажу, любезный друг... Ведь - что уж греха таить - Николай Афанасьич с ленцой и в тихую погоду любит больше кейфовать... Зато вот эти два дня... Кстати, прикажите его вестовому не будить его к флагу... Пусть высыпается.
- Слушаю-с...
- Да и вам надо отдохнуть, Михаил Петрович. Глаза-то красные.
- Успею, ваше превосходительство... В Нагасаки отосплюсь.
- А вы, Вербицкий, почему это до сих пор спали, а? Вследствие каких таких трудов? - обратился адмирал к своему флаг-офицеру ворчливым и в то же время добродушным тоном.
Шустрый мичман, хорошо изучивший своего адмирала, понял, что настроение его не предвещает разноса, и потому храбро соврал:
- Я и не думал спать, ваше превосходительство.
- Что же вы делали?
- Читал, ваше превосходительство.
- Это видно по вашим сонным глазам... Ишь ведь... Всегда хочет вывернуться... Всегда у него наготове ответ! - засмеялся адмирал и шутливо погрозил мичману пальцем.
- А Аркадий Дмитрич тоже читает? - насмешливо спросил адмирал.
- Аркадий Дмитрич нездоров, ваше превосходительство.
- Что с ним? Укачало, видно?
- Точно так. Эти два дня Аркадию Дмитриевичу было так нехорошо, что Аркадий Дмитриевич даже и не душился, ваше превосходительство! - с самым серьезным лицом проговорил Вербицкий, зная, что лишняя шутка над флаг-капитаном может только быть приятной адмиралу.
Действительно, адмирал рассмеялся детским громким смехом...
- Даже и не душился?! Ха-ха-ха!.. Вот поправится Аркадий Дмитрич, я ему скажу, как вы, Вербицкий, определяете серьезность его болезни. Так не душился?
- Никак нет, ваше превосходительство... Я заходил к Аркадию Дмитричу и третьего дня, и вчера...
- Что ж он, отлеживался?
Адмирал снова засмеялся.
- Ну, довольно вам зубоскалить, Вербицкий... Аркадий Дмитрич религиозный человек... ну и читает акафисты... Не беспокойте его сегодня... Пусть отдохнет после шторма... А вы вот что: сегодня чтобы обед был по вкусу Николая Афанасьича... Вы знаете, что он особенно любит?
- Постараюсь догадаться, ваше превосходительство.
- Догадайтесь, и чтобы Николай Афанасьич был доволен обедом... И Михаил Петрович тоже. Надеюсь, вы не откажетесь, Михаил Петрович, откушать сегодня у меня?
Михаил Петрович поблагодарил адмирала.
- Ну, а теперь узнайте, Вербицкий, отчего Васька не докладывает, что готов кофе. Что он морит меня голодом, каналья? Шуганите его хорошенько.
Шустрый флаг-офицер хотел было ринуться со всех ног исполнять адмиральское приказание, как в ту же минуту на полуюте показалась маленькая заспанная фигурка адмиральского камердинера в красной жокейской фуражке.
Он подошел, не особенно спеша, к адмиралу и, галантно приподнимая фуражку с своей черной кудластой головы, проговорил:
- Пожалуйте кофе кушать.
- Копаешься! - воркнул адмирал.
- У меня не десять рук, а всего две! - огрызнулся Васька и пошел назад.
- Ишь ведь бестия! Поздно встал и... прав! - проговорил, улыбаясь, адмирал. - Вербицкий! Пожалуйте ко мне кофе пить! - приказал он и спустился с юта, сопровождаемый флаг-офицером.
- А ведь этот мальчик карьеру сделает, Михаил Петрович! - заметил Леонтьев.
- А что ж, пусть делает! - равнодушно промолвил старший офицер.
- И если будет нужно, продаст этого самого адмирала, перед которым лебезит.
- И это возможно.
- Удивляюсь, как адмирал его не раскусил...
- А быть может, и раскусил... да привык к нему. Привычка, батюшка, большое дело... А кроме того, Вербицкий прирожденный флаг-офицер, ну и способный малый - этого отнять у него нельзя.
- Несимпатичный... карьерист...
- А вам, Сергей Александрович, хочется, чтобы все были симпатичны?.. Какой еще вы юный, однако, батенька! - ласково улыбнулся Михаил Петрович своими маленькими, закрасневшимися глазами в очках и прибавил: - Пойду-ка и я напьюсь чайку... Ужасно устал, признаться. После восьми часов и я закачусь спать... Всю ночь не спал из-за этих починок.
"Резвый", имея в кильватере "Голубчика", входил в прелестную бухту Нагасаки, живописно расположенного в ее глубине.
Все были наверху, и на корвете царила торжественная тишина, обычная при входе военного судна на рейд, да еще в чужие люди.
На рейде стояли четыре русских военных судна, два корвета и два клипера, принадлежащие к составу эскадры Тихого океана, которым было приказано собраться в Нагасаки и там ждать адмирала, и несколько военных судов других наций.
Едва только "Резвый" под контр-адмиральским флагом на крюйс-брам-стеньге показался в виду эскадры, как со всех судов раздался салют адмиральскому флагу, и на "Резвом" тотчас же последовал ответ. Вслед за тем салютовали и иностранные суда, и им тоже отвечали.
Когда рассеялся дым от выстрелов, "Резвый" бросил якорь, и все шлюпки были спущены. "Голубчик" стал рядом.
Как только отдан был якорь, со всех судов отвалили гички и вельботы с командирами, которые спешили к адмиралу с рапортами. У всех были щегольские шлюпки. Только командир "Голубчика" приехал на своей единственно уцелевшей маленькой четверке.
Один за другим входили капитаны в полной парадной форме на "Резвый", встречаемые караулом, и, несколько напряженные и взволнованные, проходили в адмиральскую каюту.
Адмирал принимал всех приветливо, расспрашивал о плавании, о состоянии судов, обещал побывать на всех судах и пригласил капитанов обедать "ровно в шесть". И так как возвращаться на свои суда было поздно, то все капитаны собрались в капитанской каюте и в ожидании обеда были гостями радушного Монте-Кристо, который немедленно приказал вестовому подать разных вин и предложил всем выпить по рюмке, по другой "начерно".
Нечего и говорить, что главной темой разговоров были общие расспросы о шторме, об адмирале и об его предположениях. Куда и кого он пошлет? Не слышно ли, какие суда возвращаются в Россию?
Насчет шторма Монте-Кристо не вдавался в большие подробности.
- Трепануло изрядно, ничего себе, - говорил он, разливая в бокалы шампанское, - грот-мачту, как видите, потеряли. А куда кто идет - разве адмирал сообщает! Этого и Аркадий Дмитрич не знает! - засмеялся Монте-Кристо.
- И меня он не посвящает в свои предположения! - вставил флаг-капитан.
- Да и не все ли равно, господа, узнать днем позже, днем раньше, кто куда идет... Я и сам не знаю, куда мы идем: в Австралию или на Ситху... Аркадий Дмитрич говорил, что в Австралию...
- Адмирал как-то сказал...
- А я не удивлюсь, если он вздумает вдруг идти в Берингов пролив...
Все рассмеялись.
- От него всего можно ожидать! - заметил кто-то.
- То-то и есть... А вот вы, господа, лучше расскажите, нет ли чего в Нагасаки новенького. Это, право, интереснее.
- Чего новенького?..
- Как чего?.. Неужели здесь одна и та же "королева Гортензия", что была в прошлом году?.. Неужели придется опять ухаживать за японками?..
- Вы вот насчет какого новенького!.. Так вас можно порадовать... На днях приехали три француженки...
Один неказистый, толстенький и низенький, совершенно лысый капитан стал подробно описывать достоинства француженок. Другой, помоложе, вступился за честь японок и хвастал своей нанятой на месяц женой , и скоро разговор почтенных и солидных капитанов принял несколько одностороннее и игривое направление.
Решено было, что все капитаны отправятся сегодня же вечером знакомить Монте-Кристо с француженками.
Тем временем адмирал внимательно оглядывал убранство стола и говорил Вербицкому:
- Смотрите не осрамите меня с обедом... Довольно ли всего?
- Довольно, ваше превосходительство...
- Какой обед?
- Суп с пирожками, ветчина... Николай Афанасьич любит.
- Дальше?
- Индейки!..
- Сколько?
- Четыре.
- Хватит на двадцать человек?
- Хватит... Индейки большие, ваше превосходительство. Горошек и маседуан.
- Ну, смотрите же, чтобы всего было довольно.
После обеда все разъехались. Капитаны отправились на свои суда, чтобы переодеться в статское платье и сообщить старшим офицерам, чтобы все было готово к смотру, и затем все вместе поехали на берег. Монте-Кристо конфиденциально предупредил старшего офицера, чтоб его не ждали. Он, может быть, вернется к утру.
- Надо освежиться! - прибавил он, смеясь. - Не все же штормовать в море. Надоело!
Разъехались еще и раньше все офицеры и гардемарины, кроме вахтенных. Все торопились на берег погулять и познакомиться с туземными дамами и затем собраться в гостиницу, где сегодня должен был составиться грандиозный ландскнехт. Соберутся офицеры и гардемарины всей эскадры.
На "Резвом" оставались, кроме вахтенных да старшего офицера, только батюшка да "лобастый" гардемарин, дядя Черномор.
Адмирал прочитывал у себя в каюте газеты.
В девятом часу он вышел наверх погулять.
- А вы, любезный друг, отчего не на берегу? Или на вахту станете?
- Нет-с... Не хочется что-то, ваше превосходительство...
- Ну что вы вздор говорите. Как не хочется? Почему не хочется? Съездили бы, покатались верхом... моряки любят кататься верхом, хоть и ездят как сапожники... Посмотрели бы город... А то что сидеть на корвете... Отчего вы не съехали, а?
- Как-то не расположен-с...
- Дорого стоит съезжать! - сконфуженно проговорил молодой человек.
- Как дорого?.. Разве вам жалованья не хватает, а? Куда вы его деваете?.. Уж не продулись ли в карты?.. Говорите правду... Вас не адмирал спрашивает, а старший товарищ! - прибавил ласково адмирал.
- Я в карты не играю...
- Так куда же вы деваете ваши деньги?.. Почему не съезжаете на берег?.. Копите, что ли?..
- Ну что вы тянете? Говорите, любезный друг, толком...
- Я, ваше превосходительство, оставляю большую часть своего содержания матери... У нее, кроме меня, нет никого-с! - тихо и застенчиво проговорил молодой человек.
- Так вот почему!.. Экий вы какой славный, я вам скажу, мальчик! - с нежностью проговорил адмирал, обнимая за талию молодого человека.
И, помолчав, прибавил:
- Я не понимаю, как это банкиром?..
- Очень просто... Вы берите у меня деньги, а после отдадите, когда больше получать жалованья будете... Вы мне же одолжение сделаете... Я не буду всех своих денег тратить... Прошу вас... Пусть это между нами...
И, несмотря на протесты молодого человека, адмирал потащил его к себе в каюту и предложил взять денег. Он просил и требовал так настоятельно, что дядя Черномор взял наконец десять долларов.
- Ну, а теперь поезжайте на берег... Товарищи ваши все там... И помните, что я ваш банкир...
- Зачем мундир?
- А смотры делать!..
- Ты, Васька, хоть и бестия, а глуп. Зачем смотры делать в мундире, когда можно и в сюртуке? Не мешай мне!