Глава восьмая
НАСЛЕДНИКИ
Скоропостижная смерть Орефьева возбудила в городе толки об отравлении. Об этой смерти даже появились заметки в прессе, но все толки оказались вздорными. Труп Орефьева был исследован, и оказалось, что никакого отравления не было, а что старик умер от быстрого истощения сил...
Когда вскрыли духовное завещание, то узнали, что все состояние было завещано вдове и только двадцать тысяч Елене...
Борский не верил своим глазам, прочитывая завещание. И, однако, все было в порядке. Несомненно, подпись была Орефьева.
- Этого быть не может! Это фальшивое завещание! Старик так любил Лелю и не раз говорил, что оставит ей свое состояние! - говорила, рыдая, Александра Матвеевна.
- Я сам сомневаюсь! - резко ответил Борский. - Но все в порядке... Никакого другого завещания нет.
Тем не менее он предварительно решил переговорить об этом щекотливом предмете с Варварой Николаевной и через несколько дней после похорон поехал в одиннадцать часов утра к вдове Орефьева.
- Скажите, что по очень важному делу! - проговорил он, отдавая слуге карточку.
Через несколько минут ввели его в гостиную.
Варвара Николаевна сидела на диване, одетая в глубокий траур. Она сухо кивнула головой в ответ на поклон Борского, и, не протягивая руки, указала взглядом на кресло, и тихо проговорила:
- Я вас готова слушать!
Борский взглянул ей прямо в лицо. За эти дни оно осунулось, побледнело, но все-таки было прелестно. Глаза резко блестели и не опустились под пытливым взглядом Борского.
- Я вас слушаю!.. - повторила Варвара Николаевна.
- Я приступлю прямо к делу, Варвара Николаевна... Вы позволите без предисловий?
- Они излишни.
- Тем более что мы старые знакомые...
Варвара Николаевна презрительно усмехнулась.
- Надеюсь, вы приехали ко мне не для излияний?..
- Я приехал, чтобы предложить вам сделку...
- Вы? сделку?.. Разве у нас с вами есть какие-нибудь дела? - проговорила она, как бы удивляясь словам Борского.
- Еще бы... Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю?..
- Не понимаю! - усмехнулась Варвара Николаевна.
- Я говорю о духовном завещании вашего покойного мужа.
- О нем так много говорят, Василий Александрович, что, право, это надоело...
- Но я вас все-таки попрошу еще раз выслушать... Я не верю в это завещание!.. - проговорил Борский, не спуская глаз с лица Варвары Николаевны.
- Не верите?.. Что ж, не верьте... Кто заставляет вас верить? - проговорила она, улыбаясь. - Я и сама, признаться, сперва не поверила своему счастью... Покойный муж наградил меня не по заслугам...
- Но так как моя недоверчивость нимало не может тронуть вас, то я хотел бы возбудить подобную же недоверчивость к духовному завещанию и в вас, и тогда, быть может, мы могли бы сойтись...
Он замолчал.
Варвара Николаевна взглянула на него с улыбкой и заметила:
- Что же вы не продолжаете?.. Вы так хорошо говорите!
- Я жду вашего ответа...
- Но я вас все-таки не понимаю!
- А ведь понять так легко... Я предлагаю вам отдать половину наследства моей жене...
- Только-то?.. Ах, как мало! - заметила Варвара Николаевна и засмеялась, тихим смехом.
Борский начинал сердиться.
- Вы шутите?
- Нет... я не шучу... Но, видите ли, я... я не совсем понимаю, за что вы так мало хотите... Уж лучше просили бы все состояние, а то половину!
Борский поднялся с места.
- Вы, значит, не хотите понять меня и верите в подпись покойного мужа?
- Подпись? А что подпись?..
- Ничего, я вас только спрашиваю, вы верите?..
- Ну?..
- А я не верю, и потому вам и предлагаю... Если вы откажетесь, я постараюсь найти средства заставить усомниться в завещании и суд, как это ни трудно...
- Довольно, господин Борский. Это уже слишком... Вы забываете, что вы не на бирже, а с женщиной... Я и то вас долго слушала...
- Я больше не скажу ни слова... Прощайте...
Он медленно вышел из комнаты.
А деньги были нужны до зарезу... Одна надежда на подряд, который почти что слажен... Он поправит его дела.
"А если нет?" - пронеслось у него в голове.
Он сумрачно задумался и не заметил, как отворились двери кабинета и Елена тихо проговорила:
- Могу я войти?
"Что еще надо?.. Уж не новое ли объяснение?" - подумал он с неудовольствием и громко произнес, поднимаясь с кресла:
- Что тебе, Елена?