XI
- Кричите, господа, уру!.. Барон! Ставьте бутылку шампанского! - радостно воскликнул, входя в кают-компанию, легкомысленный мичман, только что сменившийся с вахты.
- Что такое? - лениво спросил барон Оскар Оскарович.
- Сию минуту входим в Финский залив, вот что! Завтра к вечеру в Кронштадте! Мрачный штурман сам сказал... И - вообразите, господа? - мрачный штурман улыбался. Ей-богу, собственными глазами видел! - говорил с веселым смехом мичман. - Ну, зато ж и собака погода! - прибавил он, отряхивая фуражку. - Эй, вестовые, чаю! Живо!
Все бывшие в кают-компании бросились наверх взглянуть на Финский залив.
- Доктор, проснитесь!.. Эка, храпит как!.. Лаврентий Васильевич, вставайте! - кричал легкомысленный мичман сквозь жалюзи докторской каюты.
Храп вдруг смолк на низкой ноте, и недовольный голос спросил:
- Чего вы так орете?.. Разве уж подали чай?
- И чай и Финский залив... И то и другое...
- Ну? - радостно промычал доктор.
- То-то: "Ну!". Завтра, бог даст, дома пить чай будете... Выходите скорей!
Через минуту доктор вышел, протирая глаза и отдуваясь.
- А где же все?
- Пошли кланяться Финскому заливу, а я с вахты чайком буду греться... А знаете ли что, доктор?.. У меня мысль... поддержите.
- Коли добрая - поддержу.
- Добрая... Недурно бы сегодня за ужином вспрыснуть Финский залив, а?.. Разных бы закусок, шампанского!.. Одним словом: ознаменовать!
Доктор нашел, что мысль добрая, обещал поддержать и пошел наверх.
Погода была в самом деле - "собака". Шел не то дождь, не то снег. Пронизывало насквозь сыростью и холодом. Свинцовые тучи повисли на небе и обложили со всех сторон горизонт.
Несмотря на такую погоду, палуба была полна народом. Все посматривали на мутно-свинцовые, неприветные воды Финского залива и вглядывались в серую мрачную даль в каком-то особенном радостном возбуждении.
- Запахло, братцы, Расеей... Вишь, и снежок... Давно его не видали! - весело говорят матросы, и многие снимают шапки и крестятся.
Мысль "вспрыснуть" вступление в Финский залив встретила общее одобрение, хотя барон Оскар Оскарович, бывший содержателем кают-компании {Содержателем кают-компании называется офицер, выбираемый всеми членами кают-компании заведовать хозяйством. Обыкновенно выбирают на шесть месяцев, после чего делают новые выборы. (Прим. автора.)}, и досадовал, что поздно спохватились. До ужина оставалось всего два часа, и повар не успеет сделать пирожного. Решено было пригласить на ужин и капитана, тем более что он в последнее время "вел себя хорошо", то есть не очень "разносил" офицеров {Если офицеры недовольны за неделю капитаном, то обыкновенно они не приглашают его. Эти приглашения делаются по большинству голосов. (Прим. автора.)}.
Ужин был веселый. Все были необыкновенно оживлены. Теперь, перед окончанием долгого плавания, были забыты прежние ссоры, прежние маленькие недоразумения, и прожитое вместе время помянули добрым словом. Говорились спичи, и предлагались разные тосты - за капитана, за старшего офицера, за кают-компанию, за команду "Грозного". Кривский предложил тост за старшего штурманского офицера, и все, радостные, размякшие после выпитого шампанского, горячо поддержали тост.
- А где же Никандр Мироныч? Отчего его нет? - спрашивали со всех сторон.
- Он наверху, маяк сторожит!
- Попросить сюда Никандра Мироныча!
- Ну, Никандр Мироныч не спустится, пока не откроет маяка! - заметил капитан.
Кривский одел кожан (ему кстати нужно было подсменить вахтенного офицера) и поднялся на мостик. За ним шел вестовой с подносом.
Сменив вахтенного, нетерпеливо ожидавшего смены, чтоб идти ужинать, Кривский приблизился к мрачному штурману, который стоял на краю мостика и смотрел в бинокль в направлении, где должен был открыться маяк. В темноте вечера низенькая фигура штурмана в дождевике с зюйдвесткой на голове казалась каким-то темным пятном.
- Никандр Мироныч! - окликнул его Кривский.
- А, это вы, Сергей Петрович... Маяк, батюшка, должен сейчас открыться... Уж глаза проглядел... Посмотрите-ка вы... Не увидите ли?..
Голос Никандра Мироновича звучал радостным возбуждением.
Кривский передал тост за его здоровье от кают-компании, свои поздравления по случаю возвращения домой и предложил выпить бокал шампанского. Никандр Миронович чокнулся, выпил и, крепко стиснув руку Кривского, сказал взволнованным тоном:
- Спасибо, голубчик... спасибо... Завтра будем... завтра...
- Вы бы спустились поужинать, Никандр Мироныч... Я посторожу маяк...
- Да я есть не хочу... какой ужин! Что вы... ужинать!.. Завтра будем, голубчик!
Это радостное волнение, обнаруженное мрачным штурманом, удивило Кривского. Таким возбужденным он его никогда не видал.
- Ну что, видите что-нибудь?..
- Ничего не вижу...
- Сейчас откроется... Ну, вот и огонек... Вот и он... миленький! - весело воскликнул Никандр Миронович. - А вы все не видите?
- То-то нет.
- Глаз-то у вас не штурманский... Пошлите-ка доложить капитану, что маяк открылся... Теперь надо следующего ждать.
- Да вы, Никандр Мироныч, хоть бы спустились вниз погреться. Погода дьявольская. Того и гляди простудитесь!
Но мрачный штурман наотрез отказался. Ему не холодно. Он всю ночь простоит наверху, будет смотреть за маяками.
- Да и не уснуть все равно... Слишком взволнован... Ведь я три года ждал этого самого Финского залива. Легко сказать: три года!.. - повторил он в необыкновенном возбуждении.
И, помолчав, неожиданно прибавил:
- Вы и не знаете еще, милый Сергей Петрович, какая мука быть в долгой разлуке с любимым человеком!
Его обыкновенно недовольный, раздражительный голос звучал теперь таким глубоким, нежным чувством, какого Кривский и не подозревал в мрачном штурмане.
- Теперь шабаш!.. Больше в море не пойду! Уж мне обещали место в штурманском училище... Смотрите, навестите меня... Надеюсь, наше знакомство не кончится?.. Вы увидите, какая у меня славная хозяюшка! - с гордостью прибавил Никандр Мироныч.
Молодой человек был глубоко тронут этой неожиданной интимностью. Мрачный штурман показался ему теперь еще симпатичнее, и он горячо проговорил:
- Спасибо за приглашение... Разумеется, я им воспользуюсь и, конечно, никогда не забуду вашего расположения ко мне. Поверьте, Никандр Мироныч!
- Верю, голубчик. Вы хоть и флотский, а милый человек! - задушевно промолвил Никандр Миронович. - Оттого-то я и хочу, чтоб вы познакомились с моей женой.
Он замолчал, видимо взволнованный, а Кривский, вспомнив эту хорошенькую брюнетку, приезжавшую на корвет провожать мужа и вскидывавшую глазками, почему-то невольно теперь пожалел мрачного штурмана.
об опасности приближаться к берегу.