V
На следующее утро приехал курьер.
- Зовут в главный штаб к одиннадцати часам... Не понимаю, Соня, зачем требуют! - проговорил Артемьев приятным, мягким баритоном.
Это был среднего роста, стройный, хорошо сложенный блондин, казавшийся совсем молодым, несмотря на свои тридцать четыре года, с точно выточенными чертами красивого и привлекательного лица, с блестящими зубами и светло-русыми бородкой и пушистыми усами.
Особенно привлекательны были голубые глаза, добрые и ласковые, светившиеся умом.
Приученный женой, он уже с раннего утра, как только что встал, был в тужурке, с белоснежным воротником, повязанным регатом, чистый, опрятный и свежий, с приглаженными, слегка курчавыми светлыми волосами.
Софья Николаевна, тоже с утра одетая в черную юбку и свежую пунцовую блузку, гладко причесанная, побледневшая от бессонной ночи, побледнела еще больше при известии о том, чего вчера сама просила.
Она смотрит на милое, ласковое лицо красавца-мужа, и ей кажется, что она поторопилась... спасать его... Она преувеличила опасность и напрасно ездила к Берендееву.
В разлуке муж скорее отвыкнет от нее. Она останется одна...
И молодая женщина словно бы прозрела, что ее самоотвержение, которым гордилась, было не таким благородным побуждением, каким себя обманывала, а злым, ревнивым чувством и боязнью остаться с детьми без тех средств, которыми пользуется при муже. И ее, казалось ей, необходимая предусмотрительность представилась теперь нелепой. Чувство и страсть влюбленной женщины заставили ее забыть в эту минуту все: и детей, и соперницу, и обиду не близкой жены.
И она со страхом воскликнула:
- А если какое-нибудь назначение в плавание... Ведь ты не примешь, Шура!..
- Постараюсь, Соня! - промолвил Артемьев.
Артемьеву казалось, что бедная, встревоженная Соня и не догадывается, отчего он употребит все средства, чтобы не уйти в дальнее плавание.
И, смущенный, он проговорил, целуя руку жены:
- Не волнуйся заранее. Быть может, требуют по пустякам... Назначат членом в какую-нибудь комиссию...
- Но если не то... Если пошлют... Откажешься, милый?
- Непременно, Соня! - еще смущеннее вымолвил Артемьев, отводя глаза от этого бледного, красивого лица, полного выражения любви.
- И знаешь ли что, Шура...
- Что, Соня?
- Если начальство откажет...
- Я поеду к Берендееву и попрошу, чтобы тебя не посылали.
- Ты к Берендееву?.. Нет, не надо, Соня... Неловко, чтобы жена просила за мужа... Ты ведь сама не любишь таких протекций... Не такой ты человек, Соня... Нет, нет, ни за что! - порывисто прибавил Артемьев.
"Этого бы еще недоставало!" - подумал он.
- Хороший мой... Благородный! Ты прав! - чуть слышно сказала Софья Николаевна. - Так выходи в отставку! - неожиданно прибавила она.
- Не отпустят... И скоро ли получишь место... И на какие деньги будем жить, Соня... Подумай...
- Уедем отсюда в провинцию... Там дешевле жить... Там легче достанешь место... Там... ты повеселеешь... Не будешь хандрить, как в последнее время...
И, деликатно-сдержанная в последнее время в проявлениях ласки, Софья Николаевна обняла мужа и, прижавшись к нему, с тоской шептала:
- Уедем, милый... Уедем!
Артемьев гладил голову жены, жалел ее и в то же время думал о веселой, блестящей и остроумной женщине, которая завладела им какими-то чарами жгучих обещающих глаз и чувственною красотою ее лица, форм и фигуры, от которых ему не избавиться. Он думал, что она полюбила его до того, что готова бросить мужа, если он оставит жену...
И он потерял голову... Он не в силах уйти от... Он называет себя подлецом перед Соней. Она - святая, благородная женщина. Но отчего же она кажется ему уж не прежней чарующею, властною красавицей, и с ней уж не так легко и весело, как с Варварой Александровной? Он привязан к Соне, бесконечно любит и уважает ее. А та не такая умная, святая и честная, как Соня, и между тем... она, одна она кажется ему дорогою, любимою и желанною.
Артемьев еще нежнее стал гладить голову жены и еще ласковее говорил:
- Не волнуйся, Соня... Сейчас узнаем, зачем меня зовут... Пора ехать.
- Буду ждать тебя к завтраку! - сказала Софья Николаевна, провожая мужа.
Через час он возвратился совсем подавленный. Софья Николаевна была бледна, как смерть.
- Надо уезжать, Соня! Назначен старшим офицером на "Воина".
- А в отставку?..
- Хочешь... я поеду к Берендееву.
- Нет... нет. Спасибо, Соня... Это невозможно...
И, целуя особенно нежно руку жены, точно прося в чем-то прощения, вдруг раздумчиво промолвил: