• Приглашаем посетить наш сайт
    Аксаков К.С. (aksakov-k-s.lit-info.ru)
  • Равнодушные

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
    15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
    25 26 27 28 29 30 31 32 33 34

    Константин Михайлович Станюкович

    РАВНОДУШНЫЕ

    Роман

    Глава первая [*]

    * Две первые главы являются незначительной переработкой этюда давно задуманного романа "Равнодушные". Этот этюд, под названием "У домашнего очага", был напечатан в двух фельетонах "Русск. вед." в 1896 г. (Прим. К. М. Станюковича.)

    Автор, по-видимому, запамятовал, что еще в 1892 году две первые главы в первоначальной редакции с несколько иными именами действующих лиц были им напечатаны под заглавием "Дома" в сборнике "Современные картинки".

    I

    Василий Николаевич Ордынцев, худой, высокий брюнет лет под пятьдесят, с большой, сильно заседевшей черной бородой и длинными, зачесанными назад седыми волосами, только что собирался уйти из железнодорожного правления, в котором занимал место начальника одного из отделов, как один удар электрического звонка раздался в маленьком кабинете Ордынцева.

    "Что ему нужно? Должен, кажется, знать, что занятия кончаются в четыре и что люди есть хотят!" - подумал, раздражаясь, Ордынцев.

    И, захватив портфель, недовольный, пошел наверх в кабинет председателя правления, господина Гобзина.

    - Мы, кажется, не видались сегодня, Василий Николаевич, - любезно проговорил мягким тенорком и слегка растягивая слова очень полный молодой человек хлыщеватого вида, протягивая через стол красную пухлую руку с короткими пальцами. - Покорнейше прошу присесть на минутку, Василий Николаевич. Пожалуйста! - указал господин Гобзин на кресло у стола.

    - Что прикажете? - нетерпеливо спросил Ордынцев тем официально служебным тоном, не допускающим никакой фамильярности в отношениях, каким он всегда говорил с Гобзиным, один вид которого приводил в раздражение Ордынцева.

    И эта самодовольная до нахальства улыбка, сиявшая на жирном и румяном лице с модной клинообразной бородкой, и наглый взгляд стеклянных рачьих глаз, и развязная самоуверенность суждений, тона и манер вместе с чуть не обритой круглой головой, до смешного кургузым вестоном [*] и крупным брильянтом на красном толстом мизинце с огромным ногтем, и пренебрежительная любезность обращения с подчиненными, апломб и старание быть вполне светским джентльменом, нисколько не похожим на мужика-отца, который из мелких рядчиков сделался миллионером и крупным финансовым тузом, - все это донельзя было противно в молодом, окончившем университет Гобзине, и Ордынцев старался как можно реже видаться со своим принципалом, ограничивая служебные свидания самыми короткими разговорами.

    * Пиджаком (от франц. le veston).

    И теперь он, несмотря на приглашение Гобзина, не присел, а стоял.

    - Господин Андреев у вас занимается? - спросил Гобзин.

    - Да. В тарифном отделе.

    - Потрудитесь, Василий Николаевич, завтра объявить господину Андрееву, что он нам более не нужен. Ну, разумеется, я велю выдать ему в виде награды жалованье за два месяца! - снисходительно прибавил Гобзин.

    Изумленный таким распоряжением относительно трудолюбивого и дельного служащего, Ордынцев взволнованно спросил:

    Гобзин на секунду смутился.

    Дело в том, что он обещал графине Заруцкой непременно устроить какого-то ее родственника, необыкновенно польщенный, что молодая и хорошенькая аристократка обратилась к нему с просьбой на одном благотворительном базаре, где Гобзин был ей представлен.

    Мест не было, и надо было кого-нибудь уволить, чтобы исполнить обещание, о котором графиня только что напоминала письмом.

    - У меня есть основания! - значительно проговорил Гобзин.

    И, приняв вид начальника, придвинул к себе лежавшие на столе бумаги и опустил на них глаза, как бы давая этим понять Ордынцеву, что разговор окончен.

    Но Ордынцев не намерен был кончать.

    "Скотина!" - мысленно произнес он и бросил взгляд, полный презрения, на рыжеволосую голову своего патрона.

    Взгляд этот скользнул по письменному столу и заметил на нем письмо и рядом взрезанный изящный конвертик с короной.

    "Так вот какие основания!" - сообразил Ордынцев, еще более возмущенный.

    На таких же "основаниях" уже были уволены двое служащих с тех пор, как Гобзин-отец посадил на свое место сынка.

    И, видимо, осиливая негодование и стараясь не волноваться, Ордынцев довольно сдержанно проговорил:

    - Но ведь Андреев спросит меня: за что его лишают куска хлеба? Что прикажете ему ответить? Он четыре года служит в правлении. У него мать и сестра на руках! - прибавил Ордынцев, и мягкая, чуть не просительная нотка задрожала в его голосе.

    - У нас не благотворительное учреждение, Василий Николаевич, - возразил, усмехнувшись, Гобзин. - У всех есть или матери, или сестры, или жены, или любовницы, - продолжал он с веселой развязностью, оглядывая свои твердые, большие ногти. - Это не наше дело. Нам нужны хорошие, исправные служащие, а господин Андреев не из тех работников, которыми следует дорожить... Он...

    - Напротив, Андреев...

    И его жирное круглое лицо залилось багровой краской, и большие рачьи глаза, казалось, еще более выкатились.

    - Ваш господин Андреев, - продолжал Гобзин, все более и более проникаясь ненавистью к Андрееву именно оттого, что чувствовал свою несправедливость, - ваш господин Андреев небрежно относится к своим обязанностям. Так и потрудитесь ему передать от моего имени. Очень небрежно! Несколько дней кряду я видел его приходящим на службу в двенадцать вместо десяти. Это терпимо быть не может, и я удивляюсь, Василий Николаевич, как вы этого не замечали?

    - Я это знал.

    - Знали?

    Молодой человек опешил.

    - С вашего разрешения? - протянул он без обычного апломба и видимо недовольный, что попался впросак. - Я этого не знал.

    - С моего. Я дал ему большую работу на дом и потому на это время позволил приходить позже на службу. И вообще я должен сказать, что Андреев отличный и добросовестный работник, и увольнение его было бы не только вопиющей несправедливостью, но и большой потерей для дела.

    Этот горячий тон раздражал Гобзина. Сбитый с позиции, он несколько мгновений молчал.

    - Какое-с?

    - До меня дошли слухи, что он недавно был замешан в какой-то истории, не рекомендующей его образ мыслей.

    - Сколько мне известно, хоть я, конечно, и не производил следствия, - с ядовитой усмешкой вставил Ордынцев, - было одно недоразумение.

    - Недоразумение?

    И Ордынцев, взволнованный и взбешенный, не обращая внимания на недовольную физиономию Гобзина, продолжал защищать сослуживца, не сдерживая своего негодующего чувства.

    Этот резкий, горячий тон, совсем непривычный ушам Гобзина, избалованным иным тоном своих подчиненных, злил и в то же время невольно импонировал на трусливую натуру молодого человека. Он понял, что сглупил, выставив как обвинение слухи, которым и сам не придавал значения, а упомянул о них единственно из желания настоять на своем. И, очутившись в глупом положении, припертым к стене, почувствовал еще большую ненависть к Ордынцеву, позволившему себе читать нравоучения.

    С каким наслаждением выгнал бы он немедленно со службы этого беспокойного человека, который относится к нему, избалованному лестью и почетом, с едва скрываемым неуважением. Но сделать это не так-то легко. Ордынцев пользовался в правлении репутацией знающего и превосходного работника. Сам старик Гобзин, умный и понимавший людей, рекомендовал Ордынцева новому председателю правления, как служащего, которым надо особенно дорожить. Все члены правления его ценили, а, главное, старик Гобзин не только не позволил бы уволить Ордынцева, но намылил бы еще голову сыну.

    И он принужден был выслушать до конца своего беспокойного подчиненного и объявить, что берет назад свое распоряжение относительно Андреева.

    - Господин Андреев не родственник ли вам, что вы его так пылко защищаете?

    - А вы, видно, думаете, что пылко можно защищать только родственников? - переспросил с презрительной усмешкой Ордынцев, взглядывая в упор на председателя правления. - Ошибаетесь. Он мне не родственник и не знакомый.

    И, еле кивнув головой, Ордынцев вышел из кабинета, оставив молодого человека в бессильной ярости.

    II

    Ордынцев торопливо шел домой, и невеселые мысли лезли в его голову.

    "животное", наверно, будет ему пакостить. Положим, им дорожат в правлении, но Гобзин может вызвать его на дерзость и сделать службу невозможной. И без того она не сладка. Работы пропасть, и такой работы, которая не по душе, но по крайней мере хоть заработок хороший - пять тысяч. Жить можно. Довольно уж на своем веку маялся и менял места после того, как убедился, что из него литератор не вышел. Везде одно и то же. Та же лямка. Та же скучная работа. Та же неуверенность в том, что долго просидишь на месте. Здесь он, однако, ухитрился прослужить четыре года, хотя последний год, когда выбрали председателем правления молодого Гобзина, и были неприятности. Он их терпел. Но не мог же он в самом деле молчать при виде вопиющей несправедливости. Не мог он не вступиться за Андреева. Еще настолько жизнь не пригнула его.

    И хотя Ордынцев сознавал, что иначе поступить не мог, и был уверен, что и впредь поступит точно так же, тем не менее мысль о том домашнем аде, который усиливался во время безработицы и неминуемо ждал его в случае потери места, приводила Ордынцева в ужас и озлобление.

    И чем ближе подходил он к своему "очагу", тем угрюмее и злее делалось его лицо, точно он шел на встречу с врагами.

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
    15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
    25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
    Раздел сайта: